"Скука — это, несомненно, одна из форм тревоги, но тревоги, очищенной от страха. В самом деле, когда скучно, то не страшишься ничего кроме самой скуки."
"Единственное, что до сих пор привязывает меня к вещам, — это некая жажда, унаследованная от предков, чье любопытство к жизни было доведено ими до бесстыдства."
"Все, что не раздирает душу, — излишне, по крайней мере в музыке."
"Чтобы возвыситься до сострадания, нужно довести озабоченность самим собой до пресыщения, до отвращения, ибо такая крайняя степень омерзения является признаком здоровья, необходимым условием, чтобы видеть дальше собственных бед и горестей."
(Эмиль Чоран)читать дальшеМеня всегда привлекали книги-исповеди, в которых авторы обличают свои пороки. Ещё лучше, когда пороки автора совпадают хотя бы частично с моими — вероятно, потому, что я всегда хотела показать людям самые тёмные уголки души, куда и сама-то заглядываю редко — стыдно и неприятно. Но чтобы сделать такое самому, нужно иметь или невероятную смелость, или невероятное самолюбие, или и то и другое, или что-нибудь ещё из того, что у меня не развито в достаточной степени. Цитируя же подобные книги я вроде как признаюсь в том, какая я испорченная; но всё-таки делаю это чужими словами. Это проще, хотя и не приносит действительного удовлетворения.
"Признания и проклятия" Чорана — это даже не исповедь; это случайные клочки мыслей, причём лишь меньшая их часть обличает грехи автора. Но обличение присутствует в самом тоне, в настроении, в абсолютном беспросветном отчаянном нигилизме и фатализме. И присутствует в той мере, что, выписав с три десятка афоризмов, я решаюсь запостить четыре; остальное — чересчур личное; не готова я выставлять себя настолько малодушной.
Хотя автора я малодушным не назвала бы никогда.