И всё-таки, когда дело доходит до общения с людьми, я бесконечно рада тому, что, кажется, даже самые сильные чувства к ним угасают так же легко, как и загораются. Как будто бы организм предохраняет себя от перегрузки, и в тот момент, когда кажется, что всё, что вот ещё самую малость — и ты перегоришь, все функции кроме жизненно-важных выключаются сами собой. Или просто переключаются на что-то другое, менее болезненное, или, по крайней мере, болезненное иначе (а "иначе" — это всегда легче).
У этого свойства есть существенный минус: оно не позволяет с чистой совестью разводить драмы. Говорить громкие слова про "разбитое сердце", искренне обижаться; с другой стороны, возможность искренне радоваться, пока ты ещё находишься в пылу своего чувства, неизменно остаётся с тобой.
Невозможность испытывать сильную страсть к чему-либо — всё ещё проблема и причина бесконечной тревоги. К кому-либо — никогда.
И в тот момент, когда ты, после некоторого периода, проведённого словно в состоянии опьянения от собственных чувств, периода, когда ни один объект или понятие не видится достаточно чётким, и все краски кажутся смазанными, и ты словно несёшься сквозь пространство, мало контролируя себя — после этого периода, обычно недолгого, испытываешь приятную, успокаивающую свежесть и прохладу, когда на тебя вновь снисходит понимание, что существуют вещи более важные, чем люди.