Der destruktive Charakter lebt nicht aus dem Gefühl, daß das Leben lebenswert sei, sondern daß der Selbstmord die Mühe nicht lohnt.
Всё же ничто на свете не способно вызвать такое потрясение, какое вызывает неожиданный, даже несколько неуместный контраст.
Посетила сегодня мемориальный комплекс Аушвиц-Биркенау. Честно говоря, сама я не думала, что меня что-либо шокирует там — благодаря нездоровому интересу к теме концентрационных лагерей, я знаю особенности быта в мельчайших подробностях. Ожидаемо, ничего нового я и не узнала. Но чувство — не тоска, не страх, а ощущение какого-то несоответствия, неправильности — возникло именно из-за осознания того, что всё, что я читала в книгах — правда. Нет, конечно, я никогда не воспринимала это как вымысел — но здесь реальность всего просто сбивает с ног.
Но самое странное — даже не это. Мне довелось оказаться на территории Аушвица солнечным майским деньком, когда над цветущими в густой молодой траве одуванчиками порхают бабочки, и в бездонно-синем небе поют птицы. И вот тут диссонанс оказался лщути почти физически. Развалины ряды кирпичных и деревянных бараков, руины газовых камер, трубы крематориев, столбы с колючей проволокой и — весна, солнце, щебет птиц. А ведь в те годы, когда лагерь действовал, тоже были вёсны.
Сколько бы мемуаров выживших я не читала, я не могу себе представить дни в лагере иначе, как серые, дождливые и промозглые, даже если автор прямо пишет об обратном. Не могу. Всё остальное — представляю и понимаю, а тут вырастает какая-то стена, и наиболее болезненным и шокирующим является разрушение этой стены.
Но разрушать надо. Это несомненно тот опыт, который должен пережить абсолютно каждый.
Посетила сегодня мемориальный комплекс Аушвиц-Биркенау. Честно говоря, сама я не думала, что меня что-либо шокирует там — благодаря нездоровому интересу к теме концентрационных лагерей, я знаю особенности быта в мельчайших подробностях. Ожидаемо, ничего нового я и не узнала. Но чувство — не тоска, не страх, а ощущение какого-то несоответствия, неправильности — возникло именно из-за осознания того, что всё, что я читала в книгах — правда. Нет, конечно, я никогда не воспринимала это как вымысел — но здесь реальность всего просто сбивает с ног.
Но самое странное — даже не это. Мне довелось оказаться на территории Аушвица солнечным майским деньком, когда над цветущими в густой молодой траве одуванчиками порхают бабочки, и в бездонно-синем небе поют птицы. И вот тут диссонанс оказался лщути почти физически. Развалины ряды кирпичных и деревянных бараков, руины газовых камер, трубы крематориев, столбы с колючей проволокой и — весна, солнце, щебет птиц. А ведь в те годы, когда лагерь действовал, тоже были вёсны.
Сколько бы мемуаров выживших я не читала, я не могу себе представить дни в лагере иначе, как серые, дождливые и промозглые, даже если автор прямо пишет об обратном. Не могу. Всё остальное — представляю и понимаю, а тут вырастает какая-то стена, и наиболее болезненным и шокирующим является разрушение этой стены.
Но разрушать надо. Это несомненно тот опыт, который должен пережить абсолютно каждый.